апдейт от 3 марта 2023
Присоединение Грузии к России — больная тема, вызывающая много споров. В действиях российского правительства пытаются найти или злой умысел или альтруизм, хотя на самом деле единой политической воли по этому вопросу в России не было. Существовало несколько группировок, каждая из которых проталкивала своё решение вопроса. Лучшие люди эпохи были против присоединения, худшие — за. Так вышло, что победили вторые.
Георгий XII
Гиоргий, старший сын Ираклия II, стал царём Картли и Кахети 18 января 1798 года. Российская сторона прислала к нему статского советника Петра Ивановича Коваленского, который вручил Гиоргию знаки царской власти. «Исполненный благоговейных чувств к государю, моему повелителю, — сказал Георгий, — я почитаю возможным принять эти знаки царского достоинства не иначе, как учинив присягу на верность императору и на признание его верховных прав над царями Кахетии и Картли».
Появление Коваленского – интересный политический нюанс. Присутствие некоего дипломата при царе было предусмотрено Георгиевским трактатом, но до 1798 года такого чиновника при царе не было, в 1784—1787 годах его обязанности временно и по совместительству исполнял Бурнашев. Но если о Бураншеве ничего плохого сказать нельзя, то Коваленского современники не любили. Это был крайне коррумпированный персонаж, который мог бы натворить бед, но, кажется, не успел. В любом случае, его присутствие в Грузии в те сложные годы было очень некстати.
Царь Гиоргий был физически слаб и серьёзно болен, почти не покидал дворца, а в его семье не было согласия. Основной проблемой была его мачеха, царица Дареджан, которой не нравилась дружба с Россией и которая продвигала интересы своих собственных детей. Возник конфликт и с братьями: многие из них желали, чтобы Гиоргию наследовал не сын, а брат, и такое решение вроде бы было соргласовано ещё при жизни царя Ираклия.
Один из его братьев, Александр, в итоге уехал из своей резиденции (в Шулавери) в Иран, а затем подружился с дагестанцем Омар-ханом и решил при его содействии отвоевать себе грузинский трон. Иранцы, под предлогом помощи Александру, тоже стали готовить нашествие. Чтобы успокоить население Грузии, царь Георгий попросил усилить батальон Лазарева еще одним, Кабардинским, батальоном генерала Гулякова.
Возможно, именно из опасения Александра царь Гиоргий пошёл на не вполне обычный шаг. В конце лета 1799 года он отправил в Россию посольство, чтобы просить дополнительных войск. Когда послы уже отбыли, царь тайно отправил им дополнительную инструкцию (7 сентября). Она была настолько тайной, что её скрыли даже от ближайших родственников. Когда чуть позже Коваленский спросил, что за посольство поехало в Россию, царь ответил, что послал послов за деньгами и оружием.
Тайная инструкция содержала слова, которые сейчас части цитируют:
Предоставьте им все мое царство и мое владение, как жертву чистосердечную и христиански праведную, и предложите его не только под покровительство высочайшего великого Русского Императорского престола, но предоставьте вполне их власти и попечению, чтобы с этих пор царство Картлосианов считалось принадлежащих Державе Российской с теми правами, которыми пользуются находящиеся в России другие области. После этого подношения всенижайше доложите императору великой России, чтобы он, во время принятия им Грузинского царства в полную свою власть и распоряжение, утвердил просимое мною в настоящем пункте (проекте) со всемилостивейшим письменным обещанием: не прекращать в доме моем царского звания, а допустить царствовать наследственно как это было при предках моих.
Эта инструкция сформулирована не очень конкретно, что позволяет трактовать её очень широко. Но исходя из предыдущих и последующих событий она вполне понятна. Царь зхотел, чтобы Грузия вступила в подданство Империи. Грузия при этом стала бы частью Российской империи, на её территории действовали бы законы Империи, но она осталась бы царством, а царь Грузии остался бы царём. Законы Российской империи допускали такие автономии. Так внутри Империи уже существовало Царство Польское и Аварское ханство, а позже появятся Мегрельское княжество, Абхазское княжество и Гурийское княжество.
Зачем это Гиоргию? Его проблема заключалась в том, что Георгиевский трактат не защищал его от родственников. Россия обещала помогать против внешних врагов, но не имела прав вмешиваться во внутренние дела. Если бы Александр сверг Гиоргия, Россия просто признала бы нового царя. Но, войдя в подданство, Гиоргий попадал под защиту законов империи.
Сплошь и рядом это письмо называют обращением Гиоргия к императору Павлу. Но нет, это письмо — только инструкция, причём секретная. На основании этои инструкции грузинское послы Чавчавадзе, Авалов и Палавандов составили ноту из 6-ти просительных пунктов. Весной 1800 года они прибыли в Петербург, а 24 июня подали её министерству (в МИД, наверное). Первые два пункта были такие:
1) Его высочество царь Георгий Ираклиевич, государь наш, усердно желает с потомством своим, духовенством, вельможами и со всем подвластным ему народом однажды навсегда принять подданство всероссийской Империи, обещаясь свято исполнять все то, что исполняют россияне, и не отказываясь ни от каких законов и повелений, по принятому обычаю [обнародованных] в его царстве и народе,—что только будет повелено по благоусмотрению всероссийского Императора как наследственного (природного) своего государя и самодержца.
2) Всеподданнейше просит [царь Георгий], чтобы вместе с принятием его царства был он оставлен [царем], а после него и наследники его навсегда на престоле [Грузинском] с утверждением в царском звании, как добровольно принявших подданство всероссийской Империи, и чтобы цари те [Грузинские] имели первенствующую власть в своих царствах так, как об этом будет повелено от высоч. двора.
Но был ещё и важный 5-й пункт: ... просим назначить нам день и час, в который пожелаете нас видеть, чтобы установить и утвердить [выработанные] пункты [договора] с обеих сторон.
5-й пункт означает, что по мнению послов, вступление в подданство должно сопровождаться двусторонним договором.
Часто утверждается, что Гиоргий просил подданства потому, что Грузию терроризировали соседи. Однако, в ноте послов этого тезиса нет. Более того, там сказано совершенно противоположное: «...в настоящее время по сей день мы ещё не усматриваем ничего опасного от царствующего теперь в Персии Баба-Хана, ни со стороны других соседей Грузии». Послы просили увеличить присутствие российских войск навсякий случай, если в геополитике что-то изменится.
Важно помнить, что и это письмо – не обращение к императору. Это запрос от одного ведомства в другое, иностранное, ведомство. Это дипломатическая работа по подготовке договора, а не сам договор.
Тем временем 3 августа Коваленский покинул Грузию (и это было хорошо), а 23 сентября в Грузию пришёл полк генерала Василия Семёновича Гулякова. Конфликт между царём Гиоргием и братьями не затухал, и даже Кнорринг у себя в Моздоке понимал, что Грузия на грани гражданской войны. 29 октября 1800 года он получил из Петербурга инструкцию: если таковая война действительно начнётся, но российские полки надо срочно из страны уводить.
Нашествие Омар-хана
В конце августа 1800 года аварский правитель Омар-хан сумел собрать 15 или 20 тысяч человек, и вступил в Кахетию. Он подошёл к Сигнахи, простоял неподалёку некоторое время, а затем отошёл за Алазани. Там к нему приехал из Ирана царевич Александр. Положение Александра было непростым — он вроде как ступил в союз с историческими врагами своей страны. Ему даже пришлось приносить клятву, официально подтверждая, что целью похода является не грабеж, а восстановление справедливости. После его приезда аварцы перешли Алазани и втсали лагерем в Караагаче.
29 октября генерал Лазарев выступил с пехотным полком (1223 человека) из Тифлиса. Необычность этой ситуации состояла в том, что Омар-хан был почти союзником России, он уже ранее просился в подданство подобно Гиоргию. Лазарев спросил его (письменно), что вообще такое происходит, на что Омар-хан ответил довольно оригинально. Он сказал, что не имеет ничего против России, а просто обещал помочь своему гостю (Александру), в решении внутренних семейных дел. При всей странности этого ответа, он мог дать желаемый эффект: Омар-хан пытался выдать свой поход за нечто очень внутреннее, против чего Россия не обязана помогать царю Гиоргию. Если бы российская администрация по какой-то причине встала бы на сторону Александра, то это письмо дало бы ей повод не вмешиваться.
1 ноября лазарев пришёл в Сигнахи, а 4 ноября выдвинулся к Караагачу, но Омар-хан обошёл ущелями его правый фланг (вероятнее всего через Орлиный каньон) и пошёл в сторону Сагареджо. Лазареву пришлось его догонять. Утром 7 ноября (19 ноября нового стиля) Лазарев нагнал его где-то западнее села Бадиаури. Аварцы стояли за рекой Иори, но при появлении Лазарева перешли реку и атаковали противника. Лазарев построил свой полк в два каре, которое отбили все атаки Омар-хана с тяжёлыми потерями. Этот бой воёл в историю как сражение на реке Иори.
Ввиду зимнего времени аварцы не смогли вернуться в Дагестан, а отступили к Гяндже, где их частично перебили местные жители. Узнав про исход сражения, иранцы отменили поход. Александр вернулся в Иран, где и умер много лет спустя.
Манифест императора Павла
Грузинские посла подали свою ноту в июне, но вспомнили о них только осенью. Где-то в ноябре 1800 года вопрос о Грузии был расмотрен императором Павлом, и 14 ноября (ст. стиля) послам сообщили, что император согласен на их предложение. Царь Гиоргий должен подписать прошение о втсуплении в подданство, депутаты от народа должны подписать собственное обращение, после чего послы вернуться в Петербург со всеми документами и пройдёт церемония принятия. 15 ноября Павел уведомил о происходящем Кнорринга. Он при этом велел в случае смерти царя не назначать ему преемника без согласования. (Вероятно, он боялся прихода к власти непредсказуемого человека, из-за которого может сорваться весь процесс).
23 ноября граф Ростопчин, который теперь курировал это дело, передал послам письмо для царя Гиоргия. Где-то в те же дни два посла отправились в Тифлис, а Чавчавадзе остался в Петербурге. Одновременно было велено перебросить в Грузию ещё несколько полков, доведя общую численность до 8-ми пехотных полков. Помимо Тифлиса, их разместили в Телави, Сигнахи, Лори и Гори.
17 декабря 1800 года Павел собрал Государственный Совет и обсудил идею принятия Грузии. Госсовет идею одобрил, поэтому уже 18 декабря был составлен манифест о принятии Грузии в подданство. Опубликовать его предполагалось только после того, как послы вернуться с прошением Гиоргия. Чуть позже, 22 декабря, Павел лично подписал его.
На следующий день (23) грузинские послы уже были в Моздоке, но там их задержали обстоятельства, поэтому в Тифлис они приехали только 8 января.
И вот тут случилось нечто такое, что в принципе ожидалось, но не так рано: 30 декабря умер царь Гиоргий. Он был при смерти несколько дней. Лазарев был рядом всё это время. От Гиоргия в данный момент требовалось самое главное: составить завещание. Но именно в декабре он по какой-то причине оказался в конфликте со старшим сыном Давидом. Он не оставил письменного завещания. Он даже на словах не сказал ничего: Давид посещал его за день до смерти, но Гиоргий с ним не разговаривал. И Лазарев всё это наблюдал. Когда Гиоргий умер, Грузия не осталась без явного наследника вообще. Именно в момент вступления в подданство Грузия оказалась без царя, что её и погубило.
Сейчас принято думать, что Давид, как старший сын, был очевидным наследником, и Россия обязана была его признать, но в то время права Давида были совсем не очевидны. Признание Давида могло привести к бунту оппозиции, и этого старались не допустить.
Кнорринг в Моздоке не знал, как поступить. До него уже дошёл манифест императора и указание опубликовать его только после смерти Гиоргия, и вот смерть наступила, но прошение Гиоргия так и не материализовалось. В Петербурге, похоже, тоже растерялись.
Однако, 18 января 1801 года Павел решил, что ничего непоправимого не произошло, и приказал опубликовать манифест. Это было странное решение: опубликовать документ, написанный для другой ситуации. Он очень многое запутал, и последствия этой путаницы ощущаются ещё сегодня.
Это был небольшой текст, строчек в 25. Там говорилось, что «...Царь Георгий Ираклиевич, видя приближающуюся кончину дней его, знатные чины и сам народ грузинский прибегли ныне к покрову Нашему, и не предвидя иного спасения от конечной гибели и покорения врагам их, просили чрез присланных полномочных о принятии областей Грузинскому Царству подвластных в непосредственное подданство Императорскому Всероссийскому Престолу. ... определили Мы исполнить Царя Георгия Ираклиевича и Грузинского народа желание...».
В самом тексте манифеста говорится, что он дан в ответ на прошение царя и народа («знатные чины и сам народ грузинский … просили»). Видимо, прошение царя и народа решено было оформить задним числом: сначала манифест, а потом все церемонии.
В Российской империи 18 января стало датой принятия Грузии в подданство, то есть, фактически с состав империи, введение внутрь её границ. В октябре 1801 года Александр I упомянет манифест именно как документ, принимающий Грузию в это подданство. Именно так он воспринимается историками. Тем не менее, в самом манифесте прямого указания на это нет (хотя трактовать его в таком смысле возможно), и он отчасти составлен в будущем времени. Больше всего он напоминает торжественное уведомление о грядущем событии. Вероятно именно по этой причине от такой краткий. Высочайшие манифесты во многих случаях были лишь новостным документом и не имели силы закона.
В те же дни полным ходом шла подготовка к принятию Грузии. В Тифлисе 18 января собрали князей и они подписали своё согласие на вступление в подданство. Аналогичный документ подписали тифлисские иранцы. 19 января Кноррингу было велено организовать визит грузинских депутатов в Петербург. 20 января Павел прислал Кноррингу письмо, где указывал делать всё правильно и тактично («займитесь не завоеванием, а приобретением добровольным»), но в том же письме он написал, что хочет сделать Грузию губернией. Во главе её будет стоять кто-то из грузинского царского рода, с титулом царя и с полномочиями губернатора. Несмотря на такие размышления, Павел весь февраль и март готовился к церемонии договора с Грузией, составлял программу этой церемонии и даже заказал костюмы.
16 февраля манифест был зачитан в Тифлисе в Сионском соборе. Народ радовался, что объяснимо: манифест был так краток и неконкретен, что в нём можно было видеть всё, что угодно.
11 марта Павел был убит. После него остался манифест неясного содержания, и Грузия, зависшая в неопределённости. И грузинский династический вопрос, который надо было быстро решать, но решать было некому.
Колебания Александра I
Александр I стал императором, и ему передали дела по управлению империей вместе с запутанной грузинской историей. В апреле 1801 года он получил сразу два письма: от царевича Давида Гиоргиевича о его правах на престол, и от царицы Дареджан о правах её сыновей. Александру и его окружению было, вероятно, всё равно, кто будет царём, лишь бы это не вызвало восстания оппозиции. Наверняка была свежа память о восстании против крымского хана, из-за которого Россия едва не лишилась Крыма. Правительство могло бы проявить твёрдость, признать Давида, и тем покончить с неопределённостью, но почему-то этой твёрдости никому не хватило. Вместо этого стали думать о том, чтобы ликвидировать царскую власть в Грузии вообще. В Крыму это помогло успокоить народ, и это внушало (вероятно) некоторые надежды.
11 и 15 апреля Госсовет при императоре решал, что делать с Грузией. На одном из заседаний рассуждали о том, что стоит взять её в подданство, раз уж манифест об этом уже опубликован: из этого следует, что манифест уже был, а принятия ещё как бы и не было.
Подданство Грузии оказалось «подданством Шрёдингера»: оно или существовало или нет в зависимости от того, как кому хотелось. Грузинские послы настаивали на том, что оно уже состоялось (поскольку для того их и послали в Петербург), а Госсовет полагал, что ещё нет. Царевич Давид пытался как-то обозначить свой статус наследника, но все братья его отца отказывались признать его и забрасывали Петербург жалобами. Грузинской элите стоило бы консолидироваться, договориться, и выдвинуть явного претендента в наследники; это с большой вероятностью спасло бы грузинскую автономию. Но в тот критический момент они не смогли этого сделать.
Грзинсое посольство, между тем, уже находилось в Петербурге, со всеми документами, необходимыми для заключения двустороннего договора. «Мы же, налагая на себя новое подданство, обязуемся по оному нести и наблюдать, по возможности царства, все те службы, кои возлагаемы на нас будут». Они выдвигали и ряд условий: избавитьнаселение от ряда повинностей и не посылать его служить на другие границы (например, на шведскую).
Госсовет получил этот запрос, но почему-то отложил его рассмотрение.
Он как будто начал склоняться к полному поглощению Грузии. На совещании 15 апреля проблема была сформулирована в виде дилеммы: полная свобода или полное подчинение. Предоставленная самой себе Грузия неминуемо погибнет, стало быть – надо её аннексировать.
Но и у этого аргумента было слабое место. Неспособность Грузии к существованию была, строго говоря, не очевидна. Этот вопрос решили радикально – в Грузию послали графа Кнорринга, чтобы он доложил о состоянии страны. У Кнорринга ушло на всю миссию 100 дней.
В 1860 году генерал Дмитрий Ромодановский в своей книге «Кавказ и Кавказская война» сформулировал суть миссии Кнорринга: «...чтобы генерал Кнорринг ехал немедленно в Грузию и лично удостоверился, действительно ли её положение таково, что без прямого участия нашего Правительства в делах Грузинского царства оно не может ни отражать врагов внешних, ни прекратить внутренних междоусобий». Это значит, что вопрос стоял не о принятии в подданство, а о «прямом участии правительства», то есть, о ликвидации царства.
Рескрипт императора возлагал на Кнорринга ещё одну обязанность. он должен был выявить, действительно ли грузинский народ добровольно вступил в подданство, или это было достигнуто интригами заинтересованных людей. (...или, увлекаемые предприимчивостию известного рода людей, уступили они страху замыслов и посторонним внушениям более, нежели истинному сознанию польз своих).
Кнорринг, Карл Федорович. Человек, решивший судьбу Грузии.
22 мая Кнорринг прибыл в Тбилиси, где провел 22 дня. В Тбилиси он встретил генерала Тучкова и между ними произошел интересный диалог. Тучков был сильно удивлён тем, что спасение Грузии — вопрос до сих пор нерешённый. «…он, приехав, сказал мне за тайну, что не знает еще, будет ли земля сия принадлежать России. Прибыл он единственно для обозрения сей земли и для узнания, будут ли по крайней мере доходы оной соразмерны с издержками на ее защиту».
Эту цитату важно правильно понимать. Если манифестом Павла Грузия была принята в подданство, то она уже принадлежит России, и никаких сомнений тут быть не может. Если же вопрос ещё не решен, то это означает, что манифест Павла не был документом о принятии в подданство.
Следующий пассаж из того разговора тоже интересен:
"А данное слово и обязанность государей российских защищать христиан, особливо единоверных, против варварства магометан?“ — осмелился я возразить. „Теперь во всем другая система“, — отвечал он на то.
2 июня 1801 года Кнорринг составил обращение к грузинскому народу, где написал, что обнаружил в Грузии много неправильного, поэтому для наведения порядка формирует некое правительство под председательством генерала Лазарева. В правительство вошли князья Баратов, Туманов, Чолакаев и мелик Бебутов. Это правительство занялось конфискацией и перераспределением земель, устроением тбилисской полиции и так далее.
И всё это затеял человек, который неделей ранее утверждал, что принятие Грузии в подданство вопрос пока не решённый. Возможно, с практической точки зрения в этих реформах была какая-то польза, но с формальной это был в чистом виде государственный переворот. Именно так это и понял царевич Давид, который с этого момента утратил всю лояльность императору.
Легитимность нового правительства можно было бы оправдать, если бы в российской империи источником власти являлся народ. Но не был он в ней источником власти. Им оставался кто-то из родственников покойного царя Гиоргия.
Отстранение Давида и особенно создание «временного правительства» некоторым образом подрывало сам факт присоединения, которое было объявлено как ответ на запрос грузинского царя. Если бы Давид отправил такой запрос и подписал договор, то манифест Павла принял бы относительно легитимные формы. Для быстрой легитимации манифеста Россия должна была как можно скорее привести к власти хоть кого-то, а вместо этого от неё отстранили вообще всех.
В действиях Кнорринга и российского правительства очень легко увидеть желание захватить Грузию силой в обход всех правовых норм. Едва ли так было на самом деле. Грузия была не особенно ценным приобретением. Вероятнее, российская сторона просто не была привычна к правовым нормам, не уделяла им внимания, и действовала так, как ей казалось лучше, просто игнорируя международное право, как что-то незначительное. И Грузия тоже была непривычна к этим нормам, и совершенно не замечала, что Россия уже распоряжается на её територии, как у себя дома.
Российский Государственный Совет того времени – это люди екатериненского времени, эпоха которых уходила в прошлое, но они ещё кое-что могли. В состав Совета входили братья Зубовы — те самые, что проталкивали когда-то идеи завоевания Ирана. Это была «имперская» партия, для которой было самоочевидно, что империя должна расширяться. Просто по определению. Для них не стоял вопрос «зачем».
Между тем вокруг Александра группировались лучшие люди того времени – в историю они вошли под названием «молодые друзья». Из них был сформирован так называемый «Негласный комитет», который занимался «реформою бесформенного здания управления империей». Это были граф Строганов, граф В. П. Кочубей, князь А. Чарторыйский и Н. Н. Новосильцев. Эти люди считали, что на данный момент расширение империи – вопрос вторичный, гораздо важнее её внутреннее обустройство. Они правильно заметили, что присоединение Грузии всегда было лишь частью плана по завоеванию прикаспийских областей. А эти планы уже отменились ходом истории. Негласный комитет полагал, что от присоединения Грузии не будет никакой пользы, вместо этого предлагали что-то вроде вассалитета.
Мнение этих людей было сформулировано в докладе Воронцова и Кочубея, который был передан Александру 24 июля 1801 года.
Кочубей Виктор Павлович. Человек, который хотел, чтобы все вышло как лучше.
28 июля 1801 года доклад Кнорринга был передан императору. Кнорринг сообщал, что в Грузии есть люди, желающие ликвидации царства и присоединения его к России. И они действительно были. Царевич Вахтнг в начале года писал Кноррингу: «русский Император есть наш Государь, а мы его подданные и рабы, и я считаю за большое себе счастие, чтобы никому не быть в Грузии царём». Подобные настроения выявил ещё граф Мусин-Пушкин за пару лет до этого. Кнорринг не стал подсчитывать количество таких людей, а написал в рапорте, что их мнение заслуживает уважения.
8 августа доклад Кнорринга зачитали на заседании Госсовета — вместе с докладом Воронцова и Кочубея. Госсовет снова высказался за аннексию. Кочубей произнёс свое последнее слово, где обратил внимание на несправедливость аннексии с точки зрения монархических принципов. Александр всё ещё колебался, хотя понемногу склонялся на сторону Госсовета. 13 августа вопрос обсудили на заседании Негласного комитета.
В самой Грузии о происходящем знали. Вероятно, кто-то догадался о цели визита Кнорринга. 30 июля царевич Давид попросил Платона Зубова вмешаться в это дело. «Родитель мой царь Георгий отнюдь не с таковым намерением подверг царство свое блаженной памяти Государю императору Павлу Петровичу, чтобы пресеклось навсегда царствование в доме его по Наследству», писал он. Он просил действовать, исходя из Трактата и манифеста Павла. Это значит, что с его точки зрения манифест дополняет трактат, а не отменят. (Давид не осознавал, что пишет, фактически, своему главному врагу).
Вероятно, окончательное решение было принято 20 августа, потому что впоследствии этот день отмечался особым праздником. В 1901 году было отмечено два праздника: 18 января отмечали 100-летие публикации манифеста Павла (как юбилей присоединения), и 20 августа как «столетие введения русского правления на Кавказе». Из этого можно сделать вывод, что по имперским понятиям, Грузию взяли в подданство в январе, а правление ввели в августе, и это как бы два разных процесса.
12 сентября был издан манифест введении прямого правления. Кочубей проиграл, а партия братьев Зубовых победила. Даже текст манифеста составил лично Платон Зубов, что говорит о многом.
Решению этому не все были рады, возмущалось и грузинское посольство, и были надежды на какой-нибудь опрос населения, или на какие-то петиции. Князь Чавчавалзе писал из Петербурга: «Царство уничтожили, да и в подданные нас не приняли. Никакой народ так не унижен, как Грузия... Вы ещё имеете время, чтобы общество написало сюда одно письмо, дабы я здесь ходатайствовал о нашем состоянии, просил иметь царя и быть под покровительством. Знайте, если будете просить царя — дадут....». Но в Петребурге уже всё решили за всех.
«Положение страны считалось столь известным и ясным, — писал Н. Ф. Дубровил в 1886 году, — что правительство наше не нашло нужным сделать какой-либо вопрос. Оно признавало единственным благом и пользою Грузии присоединение её к России и уничтожение власти и своеволия царского дома».
Суть манифеста выглядит примерно так: Грузия была взята в подданство манифестом от 18 января, и мы хотели оставить всё как было, но по ряду причин всё же решили ликвидировать грузинское царство и ввести прямое управление. В этом манифесте интереснее всего те строки, которые поясняют, зачем именно это было надо:
«...ближайшие по сему исследования наконец убедили Нас, что разные части народа грузинского, равно драгоценные нам по человечеству, праведно страшатся гонения и мести того, кто из искателей достоинства царского мог бы достигнуть его власти, поелику противу всех их большая часть в народе столь явно себя обнаружила. Одно сомнение и страх сих последствий, возродив беспокойства, неминуемо были бы источником междоусобий и кровопролития. Сверх того бывшее правление, даже и в царство царя Ираклия, который духом и достоинством своим соединил все под власть свою, не могло утвердить ни внешней, ни внутренней безопасности. Напротив, столькратно вовлекало вас в бездну зол, на краю коей и ныне вы стоите и в которую, по всем соображениям, должны вы будете низвергнуться, если мощная рука справедливой власти от падения сего вас не удержит. Сила обстоятельств сих, общее посему чувство ваше и глас грузинского народа преклонили Нас не оставить и не предать на жертву бедствия язык единоверный, вручивший жребий свой великодушной защите России...».
Здесь уже нет отсылок на просьбу царя Гиоргия, как было в манифесте Павла. Тут сказано, что грузинское царство устроено неправильно, и так было и ранее, и только поэтому (плюс глас народа) оно отменяется. Это был странный аргумент даже по понятиям Российской империи. Для сравнения, 60 лет спустя автономию Мегрельского княжества ликвидируют не так грубо.
Правление Кнорринга
Первым представителем Российской власти в Грузии стал тот самый Кнорринг. Он прибыл в Тбилиси 9 апреля 1802 года и привез с собой из Москвы крест Святой Нины. Крест торжественно передали Сионскому собору, где его можно видеть по сей день. Тбилисцы радовались, и ничего не предвещало неприятностей.
В те же дни была сформирована система управления новой территорией. Главным по Грузии был назначен, собственно, Кнорринг. Военное управление поручили генералу Ивану Лазареву, а гражданское — Петру Коваленскому (который почему-то подписывался в документах «Правитель Грузии»). Это был очень плохой подбор кадров для сложного дела интеграции нового народа. Кнорринг был лишён дипломатических талантов, Коваленский был интригант, в Лазарев, по словам генерала Тучкова, «старался не принадлежащие ему части дел подчинить себе, мешался иногда в оные, не терпел тех, кому таковые в особенности были поручены».
12 апреля был зачитан манифест, а от жителей Тбилиси в грубой форме потребовали присягать на верность новому государю. Кнорринг был очень плохим дипломатом, и в данной ситуации «извратил самый смысл добровольного присоединения Грузии, придав ему вид какого-то насилия», как писал потом генерал Василий Потто. Жители отказались присягать в таких обстоятельствах, и тогда Кнорринг силой собрал грузинское дворянство, потребовал принести присягу, а отказавшихся арестовал — что ещё более испортило ситуацию.
Дела шли все хуже и хуже. Учащались лезгинские набеги. Кнорринг вообще уехал за Кавказ, передав все дела Коваленскому. Горцы к этому моменту уже фактически взбунтовались и через Дарьяльское ущелье Кнорринг пробивался почти что с боем.
Несостоятельность новой администрации скоро стала понятна даже в Петербурге. 11 сентября 1802 года Кнорринга и Ковалевского сместили. Новым главнокомандующим был назначен князь Цицианов, и только Лазарев остался на своем месте.
Вот так Кнорринг приехал спасать Грузию от анархии, но своими же действиями умножил анархию многократно. Удивительно, но императорский рескрипт от 12 сентября 1801 года объяснял ему прямым текстом:
...при положении первых начал правительства всего нужнее приобрести любовь и доверие народа и что утверждение правления, устройство его и порядочное движение на будущее время весьма много зависит от первого впечатления, какое начальники произведут поведением своим в людях, управлению их вверенных.
Эту ответственную миссию по созданию первого впечатления Кнорринг с треском провалил.
См. так же: Присоединение Абхазии к России
Присоединение Имеретии к России